Едва закончив эти маневры, я слышу, как в воду с легкими всплесками падает что-то мелкое, после чего раздаются свист и удары по мачте, словно кто-то несколько раз стукнул по ней молотком. Далекий треск залпа, донесшийся до нашего слуха лишь через несколько секунд, не оставляет у меня сомнений относительно этого загадочного явления: в нас стреляют из современного оружия с бездымным порохом и с большой дальностью стрельбы. Впрочем, на мачте тут и там остались отметины. Однако самих стрелков я не вижу: они укрылись в зарослях. Неясно, по кому вести ответный огонь.

Все мои люди попрятались в трюме. Стреляют очень метко, так как, хотя расстояние до берега более шестисот метров, пули попали в мачту трижды, около блока фала, который стрелок пытается перебить, чтобы лишить нас паруса. Помню, что в тот момент, когда я слышал свист проносящихся надо мной пуль, я почему-то старался прежде всего уберечь живот, нисколько не беспокоясь о том, что могу получить пулю в голову или грудь.

Когда прозвучал первый выстрел, оба матроса, находившиеся в хури вместе с неизвестным гостем, попрыгали в море. Я вижу, как они плывут, держась одной рукой за борт лодки, наполовину заполненной водой, используя ее как щит. Наконец они огибают фелюгу и забираются в нее.

Я с тревогой посматриваю на холм Зи, возвышающийся над нами, наподобие естественной крепости, и осознаю всю серьезность нашего положения, если стрелки переберутся туда. Я не спускаю глаз с подступов к холму. И вскоре замечаю троих людей, бегущих к этой стратегической точке.

Прежде чем попасть туда, они должны пересечь открытую зону. Я даю им приблизиться. Наше бездействие поощряет их к тому, чтобы, забыв об осторожности, быстро преодолеть этот опасный участок. От судна до этого места примерно четыреста метров, дистанция вполне приемлемая для моих старомодных ружей системы грас, в которых применяется черный порох. Лежа на палубе и уперев ружье в планширь, я открываю огонь по трем солдатам, карабкающимся по холму. Идущий впереди, тот, кого я поймал на мушку первым, сразу же падает, сраженный пулей; двое других, испугавшись, ищут, где укрыться. Я стреляю по ним, и фонтанчики пыли поднимаются у их ног. Нельзя терять ни минуты, поскольку я лишь отсрочил занятие холма.

Я велю обрубить швартов и, резко ударив по шкоту, разворачиваю парус. Мы уплываем в открытое море, стреляя наугад из шести ружей, имеющихся у нас на борту. Я знаю, что выстрелы не достигают цели, но надо хоть что-то противопоставить этим назойливым мельхиоровым мушкам, которые с тонким вкрадчивым свистов проносятся над нами. Оглушительные выстрелы, облака дыма, запах пороха — вот лекарства, способные вывести нас из оцепенения. Они поддерживают наш дух и не дают столь заразительной панике овладеть людьми.

Пули, выпущенные противником, теперь падают в воду между нами и сушей. Мы покинули опасную зону, и я наконец могу заняться тем, что происходит на борту нашей фелюги. Я ищу человека, подобранного матросами, которого не успел разглядеть. Он лежит на носу судна, правое плечо перевязано окровавленной тряпкой. Чтобы успокоить меня, он смеется и показывает на свою рану. Я узнаю в нем Маконена, бывшего осведомителя Ато Жозефа, которого я послал с арабским накудой к шейху Иссе.

Он смущен тем, что оказался в центре внимания, и как бы извиняется за случившееся с ним несчастье; пуля угодила в дельтовидную мышцу, когда он плыл, держась рукой за хури. Я исследую рану, к счастью, она неглубокая.

Пока я накладываю временную повязку, он рассказывает, что турки появились несколько дней назад, придя из глубины материка, и заняли все прибрежные деревни. Шейх Исса, наверное, отбыл в Таиз, куда его срочно вызвал вали.

Все это наводит меня на мысль, что началась война и что турки выступили на стороне немцев. Этот альянс кажется мне весьма вероятным, поскольку у Генерального штаба есть офицеры почти повсюду, в чем я убедился, находясь в Мокке.

Сегодня утром, продолжает Маконен, конные всадники наблюдали с берега за всеми перемещениями моей фелюги, лавировавшей в море. Они пытались определить, где я осмелюсь сойти на берег. Когда выяснилось, что я бросил якорь перед Дубабом, было решено дать мне высадиться и взять в плен. И только после того как они увидели, что Маконен бросился вплавь к нашему судну, турки открыли огонь, чтобы помешать ему предупредить нас об опасности.

Хасан Монти приехал в Дубаб, и уведомленный им отряд появился накануне возле нашей стоянки в Рас-эль-Аре. Вероятно, в его задачу входило вынудить меня сойти на берег.

Как только Маконен увидел мое судно, он поспешил на косу Зи, надеясь бежать отсюда вместе со мной. Несмотря на хорошее обхождение с ним шейха Иссы, он чувствовал себя здесь пленником.

Ввиду столь запутанной и рискованной ситуации я решаю вернуться во французские воды. Оставаться в открытом море с таким грузом, ничего не зная о том, как развиваются события, слишком опасно.

Здесь, в этом уголке Красного моря, где представлено столько европейских народов, я не знаю, кто друг, а кто враг.

Сперва я отправляюсь на Маскали.

Я успеваю застать там Лавиня, но он, по его словам, должен отбыть 10 августа в Джибути, чтобы войти в состав бригады, организуемой лейтенантом Депюи для защиты города. Защиты от кого? Мы с Лавинем полагаем, что сия странная мобилизация имеет своей единственной целью отсрочить отправку на фронт этого молодого офицера. Под нелепым предлогом обеспечения безопасности Джибути он решил удержать всех французов, собиравшихся исполнить свой гражданский долг, и теперь все они должны уезжать подпольно, так как благодаря Депюи их объявляют дезертирами!.. Вряд ли надо добавлять, что, как только они доберутся до Марселя, никто не сможет помешать им попасть на фронт.

Лавинь будет в числе тех, кто отдаст свою жизнь в борьбе за Францию…

Как всегда, все уверены, что война продлится недолго. Пока же разумнее всего зарыть ящики с патронами в песок на острове Маскали. Члены синдиката, которым принадлежат патроны, уговаривают меня оставить их пока там, так как по окончании войны стоимость боеприпасов возрастет более чем вдвое.

На другой день после прибытия в Джибути мы с Лавинем становимся свидетелями нелепой комедии, устроенной лейтенантом Депюи, который играет в солдатики с населением, вооружая его с целью «отражения» безобидных бедуинов, доставляющих дрова или сено. И это вызывает у нас чувство глубокого отвращения.

Судно, принадлежащее компании «Объединенные грузовладельцы», стоит на рейде. Лавинь собирается уплыть на нем. Я переодеваю его кочегаром и, с ног до головы перепачканному угольной пылью, помогаю подняться ночью на борт корабля по якорной цепи.

После отплытия он является к капитану и объясняет ему причины своего незаконного появления на судне. Лавинь отдает ему на хранение прихваченную с собой небольшую сумму (около 2000 франков), опасаясь быть ограбленным мальгашскими кули, к которым его отправляют, не выдав ни постели, ни одеяла.

По прибытии в Марсель капитан отказывается вернуть деньги, утверждая, что Лавинь еще должен отработать стоимость проезда, он не соглашается выдать даже 150 франков — столько стоит билет на поезд, следующий в Лион, где он хочет повидаться со своим престарелым отцом. Тогда Лавинь пешком отправляется на сборный пункт военнослужащих, отставших от своих частей, где его зачисляют в действующую армию вместе с сотнями других, которые завтра станут Неизвестным солдатом.

Почтенный же капитан остается на борту. Через некоторое время он прочитает в газетах, что его бывший пассажир погиб смертью храбрых, защищая Францию…

На следующий день после отъезда моего друга военные власти Джибути под началом Депюи собрались на совет и обвинили меня в пособничестве дезертиру Лавиню. К счастью, мобилизация пока еще не коснулась моей персоны, что спасает меня от суровых взысканий, которым я незамедлительно подвергся бы, носи я в тот момент военную форму.

XII

Последнее путешествие

Я намерен воспользоваться несколькими неделями свободы до призыва в армию, чтобы ликвидировать склад оружия. Мне не хочется оставлять что-то после себя, когда придет и мой черед отправиться на эту войну, которая станет для меня Великим приключением.